Ne sxatas mi vortaron bagatelan
De amaj vortoj kaj mizeraj frazoj
“Vi estas mia”, “Via”, “Por cxiam’ ”.
Ne sxatas mi sklavecon. Mi libere
Rigardas al okuloj de virin’.
Kaj diras mi: “Nun estas nokt’. Sed morgaux
Aperos nova radianta tag’.
Pasi’ solena, venu, prenu min
Kaj morgaux mi foriros kaj ekkantos”.
Animo mia estas simpla. Vento
De maroj kaj odor’ de pin’
Plenigis gxin. Kaj sur vizagxo mia,
Ventotusxita, estas samaj signoj.
Felicxa estas mi per la beleco
De sablaj dunoj, maroj de la nord’.
Mi pensis tiel cxe Finnlanda limo,
Vagante mi auxskultis la murmuron
De finnoj verdokulaj, nerazitaj.
Silentis cxio. Apud griza kajo
La trajno estis preta por vojagx’’
Kaj rusa doganeja gardistaro
Oscede ripozadis sur la sabla
Deklivo cxe la fino de relvoj’,
Kaj tie jam videblis nova sxtat’ –
Rigardis detruita rusa templo
Al tute fremda nekonata land’.
Mi pensis tiel kaj alvenis sxi,
Ekstaris sur deklivo. Pro la sun’
Okuloj sxiaj igxis flave rugxaj.
Kaj la rezinaj haroj kiel pintoj,
Rebrilis blukolore sur la sxultroj.
Rigardon sian bestan krucis sxi
Kun mia bestrigardo kaj ekridis
Per lauxta rido. Jxetis sxi al mi
Jen herban faskon, jen plenmanon
De ora sablo. Poste sxi eksaltis
Kak ekkuregis rekte sub deklivon.
Mi persekutis sxin, gratvundis
Vizagxon mian, sangokovris manojn,
Dissxiris veston, kriis, pelis sxin,
Samkiel beston. Ree vokis. Kriis
Per vocx’ pasia kiel son’ de l’ korno.
Legxeran spuron nur forlasis sxi
En sablaj dunoj. Poste malaperis
Sxi inter pinoj, kiam venis nokt’.
Mi kusxas anhelante pro la kuro:
Mi solas. Kaj en miaj flamokuloj
Ankoraux sxi kuregas kaj ridegas:
Ridegas haroj kaj ridegas gamboj,
Ridegas vesto, pufa pro la vento…
Meditas mi: “Hodiaux estas nokt’
Kaj morgaux estos nokt’. Mi ne foriru
Gxis kiam mi cxaskuros sxin kaj poste
Per vocx’ vokanta kiel son’ de l’korno
Mi baros vojon. Kaj ne diros mi:
“Vi estas mia!” – Sed ekkriu sxi:
“Mi estas via!”
Я не люблю пустого словаря
Любовных слов и жалких выражений:
«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой».
Я рабства не люблю. Свободным взором
Красивой женщине смотрю в глаза
И говорю: «Сегодня ночь. Но завтра —
Сияющий и новый день. Приди.
Бери меня, торжественная страсть.
А завтра я уйду — и запою».
Моя душа проста. Соленый ветер
Морей и смольный дух сосны
Ее питал. И в ней — всё те же знаки,
Что на моем обветренном лице.
И я прекрасен — нищей красотою
Зыбучих дюн и северных морей.
Так думал я, блуждая по границе
Финляндии, вникая в темный говор
Небритых и зеленоглазых финнов.
Стояла тишина. И у платформы
Готовый поезд разводил пары.
И русская таможенная стража
Лениво отдыхала на песчаном
Обрыве, где кончалось полотно.
Так открывалась новая страна —
И русский бесприютный храм глядел
В чужую, незнакомую страну.
Так думал я. И вот она пришла
И встала на откосе. Были рыжи
Ее глаза от солнца и песка.
И волосы, смолистые как сосны,
В отливах синих падали на плечи.
Пришла. Скрестила свой звериный взгляд
С моим звериным взглядом. Засмеялась
Высоким смехом. Бросила в меня
Пучок травы и золотую горсть
Песку. Потом — вскочила
И, прыгая, помчалась под откос...
Я гнал ее далёко. Исцарапал
Лицо о хвои, окровавил руки
И платье изорвал. Кричал и гнал
Ее, как зверя, вновь кричал и звал,
И страстный голос был — как звуки рога.
Она же оставляла легкий след
В зыбучих дюнах, и пропала в соснах,
Когда их заплела ночная синь.
И я лежу, от бега задыхаясь,
Один, в песке. В пылающих глазах
Еще бежит она — и вся хохочет:
Хохочут волосы, хохочут ноги,
Хохочет платье, вздутое от бега...
Лежу и думаю: «Сегодня ночь
И завтра ночь. Я не уйду отсюда,
Пока не затравлю ее, как зверя,
И голосом, зовущим, как рога,
Не прегражу ей путь. И не скажу:
«Моя! Моя!» — И пусть она мне крикнет:
«Твоя! Твоя!»