Nunca o esquecerei (existise ou non,
Aquel serán): entre lume do luscofusco
Queimado e descorrido o pálido ceo,
E contra o luscofusco ambarino, os farois.
Senteime cabo dunha fiestra nunha sala abarrotada.
En algures cantaban os arcos sobre o amor.
Eu envieiche unha rosa negra nunha copa
De dourado, coma o padal, viño de Ai.
Ti miráchesme. Eu, confuso e insolente atopei
A túa ollada arrogante e devolvínche unha reverencia.
Volvéndote ao teu cabaleiro, con premeditada aspereza
Dixeches: “Este tamén caeu namorado”.
E de seguida en resposta estalaron as cordas un pouco,
Frenéticos puxéronse os arcos a cantar...
Mais comigo estabas ti con todo o teu xuvenil desprezo,
Cun apenas perceptible tremor da man...
Alzaches o voo coma paxaro asustado,
Pasaches lixeira coma o meu soño...
E exhalaron os perfumes e as pestanas adormecéronse,
Comezaron a murmurar con inquedanza as sedas.
Mais desde o fondo dos espellos lanzáchesme unha ollada
E, ao lanzala, berrabas: “Cóllea..!”
E o colar tinguileaba, unha xitana bailaba
E bradaba no abrente polo seu amor.
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре — фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: «И этот влюблён».
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступлённо запели смычки…
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки…
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: «Лови!..»
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.