Nel mezzo del cammin di nostra vita
Moi, moi, moi... Quel mot vain et barbare!
Cet homme-là, est-ce moi vraiment?
Est-ce lui que chérissait maman:
Tête à demi chenue, teint blafard,
Et omniscient comme le serpent?
Le gars qui, l’été, entrait en lice
Aux bals des estivants de Moscou,
Est-ce lui dont les mots à tout coup
Inspirent aux poètes novices
La haine, l’effroi et le dégoût?
Celui qui la tête la première
Plongeait dans les joutes de minuit,
Est-ce le même qui aujourd’hui
Sait fort bien plaisanter et se taire
Face aux propos pleins de tragédie?
Mais au milieu du chemin sur terre
C’est toujours de même qu’il advient:
De cause futile en petit rien
Te voici perdu dans le désert,
Sans pouvoir trouver tes pas anciens.
Non, à Paris dans cette mansarde
Nul fauve à grands bonds ne m’a jeté.
Et pas de Virgile à mes côtés,
Mais la solitude — dans le cadre
Du miroir qui dit la vérité.
Nel mezzo del cammin di nostra vita.
(На середине пути нашей жизни (итал.))
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот — это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачный балах, —
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкаладывал прыть, —
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем — так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины — к причине,
А глядишь — заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами, —
Только есть Одиночество — в раме
Говорящего правду стекла.