You are young, long-limbed! With such
A marvelously molded, winged body!
How awkwardly and with such difficulty
You drag around your spirit, anguish-stunned!
Oh, I know that spirit’s way of moving
Through whirlwinds of the night and ice-floe gaps,
And that voice which rises indistinctly,
God alone knows from what living depths.
I recall the darkness of bright eyes like yours.
As when you read, all voices would grow quiet,
Whenever she, a madman raving verses,
With her frenzy would ignite our souls.
How strange that you remind me so of her!
The same rosiness, goldeness,
And pearliness of face, and silkiness,
The same pulsating warmth.
And the coldness of serpentine wiles
And slipperiness… But I’ve forgiven her,
And I love you, and through you, Marina,
The vision of the one who shares your name.
Ты, молодая, длинноногая! С таким
На диво слаженным, крылатым телом!
Как трудно ты влачишь и неумело
Свой дух, оторопелый от тоски!
О, мне знакома эта поступь духа
Сквозь вихри ночи и провалы льдин,
И этот голос, восходящий глухо
Бог знает из каких живых глубин.
Я помню мрак таких же светлых глаз.
Как при тебе, все голоса стихали,
Когда она, безумствуя стихами,
Своим беспамятством воспламеняла нас.
Как странно мне ее напоминаешь ты!
Такая ж розоватость, золотистость
И перламутровость лица, и шелковистость,
Такое же биенье теплоты...
И тот же холод хитрости змеиной
И скользкости... Но я простила ей!
И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей!