As a shade with three dimensions, brother,
It isn’t easy to drag out one’s fate!
Moscow’s madhouse now is overcrowded,
And the cemetery also has no space
For your dust in roomy crypts or coffins, –
Now you’re buried in a metal saucepan.
Seems the world’s no longer so enormous.
Both in width and height it’s atrophied..
Do you wish to die? – Just step behind the
Screen and disincarnate quietly,
Modestly, without disturbing others,
Please, it’s not a time for fuss and bother!
And you’ll die while hereabouts, unyielding,
Once again “young life will frisk and play”:
Belching, drunk, a mother will remember,
As hoarse primus stoves hiss night and day..
So! Behind the screen our neighbor lived, lived and left us,
He wasn’t killed, – and that we count a blessing!
Трудно, трудно, брат, трехмерной тенью
В тесноте влачить свою судьбу!
На Канатчиковой — переуплотненье,
И на кладбище уж не в гробу,
Не в просторных погребах-хоромах, —
В жестяной кастрюльке прах хоронят.
Мир совсем не так уже обширен.
Поубавился и вширь, и ввысь...
Хочешь умереть? — Ступай за ширму
И тихонько там развоплотись.
Скромно, никого не беспокоя,
Без истерик, — время не такое!
А умрешь — вокруг неукротимо
Вновь «младая будет жизнь играть»:
День и ночь шуметь охрипший примус,
Пьяный мать, рыгая, поминать...
Так-то! Был сосед за ширмой, был да выбыл.
Не убили — и за то спасибо!