Seafarers of ancient pedigree,
enamored of distant horizons,
quaffing wine in dusky ports of call,
pert foreign lasses in their arms;
coxcombs of the eighteen-thirties,
modeling themselves on d'Orsay and Brummel,
bringing to the dandy's pose
all the naïveté of an adolescent race;
be-starred, imposing generals —
the charming beaux of yesteryear —
recounting droll yarns over a glass of rum
(always the same old yarns);
delightful actors of no great talent,
importing the style of an alien land,
performing Mahomet in Russia,
innocent Voltaireans to their dying day;
and you, damsels in bandeaux,
who play with such feeling the valses of Marcailhou,
embroidering pouches with beads
for suitors on distant campaigns,
partaking of the sacrament in household chapels,
telling fortunes by cards;
wise and thrifty ladies of the manor,
preening yourselves on well-stocked larders,
skilled in forgiving, in fostering friendships,
and putting a full stop,
mocking and pious at once,
rising before dawn in winter;
drama school blossoms, exquisitely foolish,
dedicated to the dance from childhood,
tenderhearted wantons,
immaculate profligates,
bankrupting a husband for a dress,
allotting your children half an hour per day;
yet further off, yet more remote—boondocks gentry,
obdurate boyars they might be called,
Frenchmen who fled the revolution
not managing quite to mount the guillotine —
all of you, every one of you —
having kept silence age-long,
in hundreds of voices call out now,
dead and buried, but alive
in me: the last of the lot, impoverished,
but gifted with a tongue for you,
and every drop of blood in me
is close to you,
feels you, loves you;
so here you are, all of you:
charming and silly and touching and dear;
for your silent blessing
you are blessed by me.
Моряки старинных фамилий,
влюблённые в далёкие горизонты,
пьющие вино в тёмных портах,
обнимая весёлых иностранок;
франты тридцатых годов,
подражающие д’Орсэ и Брюммелю,
внося в позу дэнди
всю наивность молодой расы;
важные, со звёздами, генералы,
бывшие милыми повесами когда-то,
сохраняющие весёлые рассказы за ромом,
всегда одни и те же;
милые актёры без большого таланта,
принёсшие школу чужой земли,
играющие в России «Магомета»
и умирающие с невинным вольтерьянством;
вы — барышни в бандо,
с чувством играющие вальсы Маркалью,
вышивающие бисером кошельки
для женихов в далёких походах,
говеющие в домовых церквах
и гадающие на картах;
экономные, умные помещицы,
хвастающиеся своими запасами,
умеющие простить и оборвать
и близко подойти к человеку,
насмешливые и набожные,
встающие раньше зари зимою;
и прелестно-глупые цветы театральных училищ,
преданные с детства искусству танцев,
нежно развратные,
чисто порочные,
разоряющие мужа на платья
и видающие своих детей полчаса в сутки;
и дальше, вдали — дворяне глухих уездов,
какие-нибудь строгие бояре,
бежавшие от революции французы,
не сумевшие взойти на гильотину —
все вы, все вы —
вы молчали ваш долгий век,
и вот вы кричите сотнями голосов,
погибшие, но живые,
во мне: последнем, бедном,
но имеющем язык за вас,
и каждая капля крови
близка вам,
слышит вас,
любит вас;
и вот все вы:
милые, глупые, трогательные, близкие,
благословляетесь мною
за ваше молчаливое благословенье.