How this matter came to an end
Neither love nor friendship can say.
With every passing day you reply less directly,
With every passing day you disappear more deeply.
Until, you’re undisturbed by anything now,
— Only the tree riffles its branches —
As if you’ve fallen into an icy crevasse —
Into my breast, that hurt itself so over you!
From the treasure house of images
Here you are — at random — my guesswork:
As if in a cut-glass coffin, in me, you
Sleep, — in me, as if in some deep wound.
You sleep, — this icy aperture is narrow!
The ices, jealous of their corpses:
Ring — armor — seal — and girdle...
With no return and no password.
Widows, why bother to curse Helen!
Isn’t Helen’s lovely Troy
Burning! To the crevasse’s icy, deep
Blue bottom, you sink to your rest...
Having taken you in, as Aetna
Did Empedocles... Fall asleep, dreamer!
And tell your people, it avails them nothing:
My breast does not give up its dead.
Чем окончился этот случай,
Не узнать ни любви, ни дружбе.
С каждым днём отвечаешь глуше,
С каждым днём пропадаешь глубже.
Так, ничем уже не волнуем,
— Только дерево ветви зыблет —
Как в расщелину ледяную —
В грудь, что так о тебя расшиблась!
Из сокровищницы подобий
Вот тебе — наугад — гаданье:
Ты во мне как в хрустальном гробе
Спишь, — во мне как в глубокой ране
Спишь, — тесна ледяная прорезь!
Льды к своим мертвецам ревнивы:
Перстень — панцирь — печать — и пояс…
Без возврата и без отзыва.
Зря Елену клянёте, вдовы!
Не Елениной красной Трои
Огнь! Расщелины ледниковой
Синь, на дне опочиешь коей…
Сочетавшись с тобой, как Этна
С Эмпедоклом… Усни, сновидец!
А домашним скажи, что тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.