O, by every wind
Shaken lotus!
George's shyness,
George's kindness...
The childish — severe — deadly importance
Of gigantic eyes
Wide and moist.
Thus deadly torment
From the rags peers.
And the excessive
Weight of a spear
Not here — with a proud
Laugh, full of height:
George most mild,
George most quiet.
Most bitter — candle of my vigils — George,
Most mild — with eyes of a deer — George!
(The deer that's forgiven
The trembling pack).
To whom did the day
Of George strike the clock.
O my lotus!
My swan!
Swan! My deer!
You're all my vigils of night
And all my dreams beside!
You my Easter psalm!
You my final altar!
You more than my son
And more than my tsar!
My azure eye —
In the height!
You, having raised again
Your escaped wife.
So listen!
О всеми ветрами
Колеблемый лотос!
Георгия — робость,
Георгия — кротость…
Очей непомерных
— Широких и влажных —
Суровая — детская — смертная важность.
Так смертная мука
Глядит из тряпья.
И вся непомерная
Тяжесть копья.
Не тот — высочайший,
С усмешкою гордой:
Кротчайший Георгий,
Тишайший Георгий,
Горчайший — свеча моих бдений — Георгий,
Кротчайший — с глазами оленя — Георгий!
(Трепещущей своре
Простивший олень).
— Которому пробил
Георгиев день.
О лотос мой!
Лебедь мой!
Лебедь! Олень мой!
Ты — все мои бденья
И все сновиденья!
Пасхальный тропарь мой!
Последний алтын мой!
Ты, больше, чем Царь мой,
И больше, чем сын мой!
Лазурное око моё —
В вышину!
Ты, блудную снова
Вознесший жену.
— Так слушай же!..