Long centuries of centuries will pass, unsighted
Millenniums as locusts in deathy clouds descend,
And in the muttering of centuries affrighted
The same enduring firmament will watch the end.
The dumb, dead firmament—that God will not remember,
Who breathes Eternity behind the farther skies,
Beyond the fading of the last star's last slow ember,
Beyond the utter threshold words may scrutinize.
Forever cold, that starry desert, clouds out-topping,
Is flung forth, alien to the end, on space,
When tearing comet-fires will crumble with it, dropping
As dumbly burning tears from a despairing face.
Пройдут века веков, толпы́ тысячелетий,
Как туча саранчи, с собой несущей смерть,
И в быстром ропоте испуганных столетий
До горького конца пребудет та же твердь, —
Немая, мёртвая, отвергнутая Богом,
Живущим далеко в беззвёздных небесах,
В дыханьи Вечности, за гранью, за порогом
Всего понятного, горящего в словах.
Всегда холодная, пустыня звёзд над нами
Останется чужой до горького конца,
Когда она падёт кометными огнями,
Как брызги слёз немых с печального лица.