I was sleeping on a high hill,
nightingale, I heard you calling,
my soul itself could hear it,
in the very depths of sleep:
now sounding, now re-sounding,
now sorrowing, now laughing,
floating, from the distance, to my ear:
while I lay there with Callisto,
songs, sighs, cries, and trilling,
thrilled me in the very depths of sleep.
If, after death, I lie there
in a sleep that’s dull, unending,
and, ah, these songs no longer
travel to my ear:
if I cannot hear the sound then
of that happiness or laughter,
of dancing, or of glory, or of joy —
then it’s life on earth I’ll cling to,
kiss my darling one, and kiss her,
as I listen to the distant nightingale.
Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, Соловей;
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он, —
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.
Если по моей кончине,
В скучном бесконечном сне,
Ах! не будут так, как ныне,
Эти песни слышны мне,
И веселья и забавы
Плясок, ликов, звуков славы
Не услышу больше я:
Стану ж жизнью наслаждаться,
Чаще с милой целоваться,
Слушать песни соловья.