So it begins. Year two rushes
From nurse into the darkness of melodies,
It whistles, it chirps, — then words
Begin around the third year.
Thus does understanding begin.
And in the start-up noise of the turbine
It seems, that mother — is not mother.
You’re — not you, house — a foreign land.
What else can terrible beauty do
Perching next to the lilacs
On a bench except captivate children?
And thus do suspicions arise.
Thus do fears ripen. How can he
Allow a star to exceed his reach,
When he is a Faust — a fantasist?
This is how gypsies begin.
Opening above the wattle fences
Where houses ought to be, a sea soars,
To spread as sudden as a sigh.
And thus begins the flow of iambs.
Thus in summer nights, you fall face down
In the oats, and pray: So let it be.
Nocturnal pupils are a threat to dawn,
And thus their quarrel with the sun.
And so a life in poetry begins.
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут, — а слова
Являются о третьем годе.
Так начинают понимать.
И в шуме пущенной турбины
Мерещится, что мать — не мать
Что ты — не ты, что дом — чужбина.
Что делать страшной красоте
Присевшей на скамью сирени,
Когда и впрямь не красть детей?
Так возникают подозренья.
Так зреют страхи. Как он даст
Звезде превысить досяганье,
Когда он — Фауст, когда — фантаст?
Так начинаются цыгане.
Так открываются, паря
Поверх плетней, где быть домам бы,
Внезапные, как вздох, моря.
Так будут начинаться ямбы.
Так ночи летние, ничком
Упав в овсы с мольбой: исполнься,
Грозят заре твоим зрачком,
Так затевают ссоры с солнцем.
Так начинают жить стихом.