March: at last
things start to break up:
I want to praise every twig,
every simple drop.
but my words that were bright
and flew, are dead. The blue-
gray dictionary
is their garden now:
the black wound in my throat
can t even break open to cry.
I stare at the snow,
the little bushes covered with snow,
the lips of the ravine.
I want to name their names
but nothing comes.
The mist of my own breath.
“Inspiration"—
the silent soul gulped air.
Another breath
won’t save my soul. God,
to free the throbbing blood
some way, accidental or not!
Open forever, my body
broken, taken up
with the sap! And because I had no words,
and because I loved the names of all the words,
now that I’m suddenly dead, you sudden silver
drops of wet March, sing me.
Кто же был так силен и умен?
Кто мой голос из горла увел?
Не умеет заплакать о нем
рана черная в горле моем.
Сколь достойны хвалы и любви,
март, простые деянья твои,
но мертвы моих слов соловьи,
и теперь их сады — словари.
— О, воспой! — умоляют уста
снегопада, обрыва, куста.
Я кричу, но, как пар изо рта,
округлилась у губ немота.
Вдохновенье — чрезмерный, сплошной
вдох мгновенья душою немой,
не спасет ее выдох иной,
кроме слова, что сказано мной.
Задыхаюсь, и дохну, и лгу,
что еще не останусь в долгу
пред красою деревьев в снегу,
о которой сказать не могу.
Облегчить переполненный пульс —
как угодно, нечаянно, пусть!
И во все, что воспеть тороплюсь,
воплощусь навсегда, наизусть.
А за то, что была так нема,
и любила всех слов имена,
и устала вдруг, как умерла, —
сами, сами воспойте меня.