Once having left my homeland’s sacred groves
And too the house where pined the Muse of Tears,
I found a low-set isle that looked a raft
Stuck in the middle of the Neva delta
And settled to a life of cheerful quiet.
Those wintry days so full of mystery,
Work, treasured work, delicious tiredness,
And, in a china washbowl, early roses!
The snowy sidestreet was not long, but boasted
A lofty church, St. Catherine’s Cathedral,
Whose altar wall rose opposite my door.
I was an early riser and would leave
The sleeping house and vainly try to find
The footprints left by me the day before
Upon the street’s white shroud. Along the river
I then would slowly go, where schooners dove-like
Rubbed noses tenderly and waited for
Spring and the sea, its greyness specked with foam.
Then I would reach the ancient bridge and climb
The staircase of a dirty, crowded house
And reach a room no better than a cage
That perched beneath the roof. There, like a finch
He whistled happily before his easel,
Aired grievances in merry tones, and spoke
With rueful mien of joys that never were.
The canvas was a mirror; anxious-eyed
I stared: with every passing week the portrait
Was more like me in some uncanny way
And made me sad... Where is the artist now,
Dear fellow that he was? I do not know.
His garret room was blue-walled, with a window
That led onto the roof. Above a deadly
Chasm hand in hand we crept, oblivious
Of all except the snow, the clouds, the Neva...
Bound are our Muses two by carefree friendship,
Like two warmhearted girls passed by by love.
Покинув рощи родины священной
И дом, где муза, плача, изнывала,
Я, тихая, веселая, жила
На низком острове, который, словно плот,
Остановился в пышной Невской дельте.
О, зимние таинственные дни,
И милый труд, и легкая усталость,
И розы в умывальном кувшине!
Был переулок снежным и недлинным.
И против двери к нам стеной алтарной
Воздвигнут храм Святой Екатерины.
Как рано я из дома выходила,
И часто по нетронутому снегу,
Свои следы вчерашние напрасно
На бледной, чистой пелене ища,
И вдоль реки, где шхуны, как голубки,
Друг к другу нежно, нежно прижимаясь,
О сером взморье до весны тоскуют,
Я подходила к старому мосту.
Там комната, похожая на клетку,
Под самой крышей в грязном, шумном доме,
Где он, как чиж, свистал перед мольбертом,
И жаловался весело, то грустно
О радости не бывшей говорил.
Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Мое с моим изображеньем новым.
Теперь не знаю, где художник милый,
С которым я из голубой мансарды
Через окно на крышу выходила
И по карнизу шла над смертной бездной,
Чтоб видеть снег, Неву и облака, —
Но чувствую, что Музы наши дружны
Беспечной и пленительною дружбой,
Как девушки, не знавшие любви.