Hermits and blameless women full of Grace,
To raise the heart into celestial space.
In storm and strife below to strengthen it,
A host of holy orisons have writ;
But one of all the multitudinous host
Of orison and praise has moved me most,
A prayer repeated by the priest in Lent,
In the dark days of fasting and lament
Upon my lips more often it will dwell —
And breathe on the faint soul a vital spell:
“O Ruler of my days! Ward off from me
The evil angel of despondency
And sloth; and let not from my lips be heard
The sharp repeating of the idle word;
Save me from lust, that snake which lives within;
And let me not be blind to my own sin,
Blind to my brother’s trespass let me,
Quicken the spirit of consent in me,
Of love, long-suffering and of chastity.”
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.