With milk they fed him, sweet and white —
“Just see the way he grows!”
They tiptoed up to him at night
To see that everything was right,
To feel his tiny nose.
They loved to train their little pet,
They bustled all day long;
And Puppy, just a bit upset,
Walked with them on a thong.
He growled at strangers just the same
As any grown-up dog.
But then a motor lorry came,
And he was all agog.
He waited for the boys to play,
But they got in and rode away.
He was so used to campfires gay,
To bugle calls at break of day...
And so he barked with might and main,
That they might all come back again.
He was alone — so all alone
That he began to wail.
He spent an hour lying prone,
He didn’t care for meat or bone,
He didn’t wag his tail.
The boys, remembering at last,
Rode back without delay.
When to the camp house they ran fast,
He met them on their way.
To meet the boys, he ran apace,
He jumped and licked each youngster’s face.
And as they stroked and hugged him tight,
He barked for joy with all his might.
Щенка кормили молоком.
Чтоб он здоровым рос.
Вставали ночью и тайком
К нему бежали босиком —
Ему пощупать нос.
Учили мальчики щенка,
Возились с ним в саду,
И он, расстроенный слегка,
Шагал на поводу.
Он на чужих ворчать привык,
Совсем как взрослый пес,
И вдруг приехал грузовик
И всех ребят увез.
Он ждал: когда начнут игру?
Когда зажгут костер?
Привык он к яркому костру,
К тому, что рано поутру
Труба зовет на сбор.
И лаял он до хрипоты
На темные кусты.
Он был один в саду пустом,
Он на террасе лег.
Он целый час лежал пластом,
Он не хотел махать хвостом,
Он даже есть не мог.
Ребята вспомнили о нем —
Вернулись с полпути.
Они войти хотели в дом,
Но он не дал войти.
Он им навстречу, на крыльцо,
Он всех подряд лизал в лицо.
Его ласкали малыши,
И лаял он от всей души.