Ich grüße dich, mein guter alter Garten,
Erblühter Nachlass meiner Blütejahre!
Mit bittrem Lächeln trink ich dein Aroma,
Das ich in meiner Kindheit schon geatmet.
Im dichten Lindenhain ist's Wort verwachsen,
Das ich im Schatten kunstvoll einst geschnitten,
Und nach den Beinen Wuchergräser schnappen.
Ich fühl's, ich wär im Wald dort nicht gelitten.
Als wollte zitternd hier ein jedes Blatt
Mir das Gewissen wecken und erschüttern,
Als würde leise der vertraute Platz
Vergessne, ausgeweinte Märe flüstern:
«Ich weiß noch, wie du spieltest, größer werdend,
Und wie du dann, in letzter Abschiedsstunde,
Den Kranz aus jungen Rosen, herrlich duftend,
Empfingst von Händen, die sie zart gebunden.
Sag, wo die Rosen sind, die einst so keck,
Voll froher Frische, junger Freude schienen?»
In Wahn und Schwermut schenkt' ich manche weg,
Verlor die andern — alle welkten hin.
Doch ihr seid jung und steht noch voll im Saft,
Bin froh, doch kann die Freude nicht genießen,
Steh wie'n verlorner Sohn vorm Vater da,
Und möchte weinen — aber keine Tränen sprießen!
Приветствую тебя, мой добрый, старый сад,
Цветущих лет цветущее наследство!
С улыбкой горькою я пью твой аромат,
Которым некогда мое дышало детство.
Густые липы те ж, но заросли слова,
Которые в тени я вырезал искусно,
Хватает за ноги заглохшая трава,
И чувствую, что там, в лесу, мне будет грустно.
Как будто с трепетом здесь каждого листа
Моя пробудится и затрепещет совесть,
И станут лепетать знакомые места
Давно забытую, оплаканную повесть.
И скажут: «Помним мы, как ты играл и рос,
Мы помним, как потом, в последний час разлуки,
Венком из молодых и благовонных роз
Тебя здесь нежные благословляли руки.
Скажи: где розы те, которые такой
Веселой радостью и свежестью дышали?»
Одни я раздарил с безумством и тоской,
Другие растерял — и все они увяли.
А вы — вы молоды и пышны до конца.
Я рад — и радости вполне вкусить не смею;
Стою как блудный сын перед лицом отца,
И плакать бы хотел — и плакать не умею!