Our ancestors, in cellars,
Used to whisper more than once:
«It's so hard... our kids, dear fellows,
Will be better off, perchance»
They had grown, and, like fathers,
Got to cellars in hard times
Sighing: «Our kids will also
See the sunrise after us».
Our only consolation
Is the following these days:
Our kids will be in Mecca
If we can't get to that place.
Even time has been predicted:
Some say hundred years, or more,
Meanwhile you can grieve and sorrow
And keep mooing like a boor.
Decorated snooks around,
Our world is clean and high...
Hundred years, or two? Hell, never!
I'm not Methuselah, am I?
Like an owl, I am on ruins
Of demolished broken gods.
In the yet unborn descendants
I have neither friends nor foes.
What I want is little sparkle
For myself, while I'm whole,
From the tailor to the poet —
My appeal is clear to all...
The descendants... Let them humbly
Suffer meeting their fates,
Blaspheming their pitch darkness,
Pound on the wall their heads!
Наши предки лезли в клети
И шептались там не раз:
«Туго, братцы... Видно, дети
Будут жить вольготней нас».
Дети выросли. И эти
Лезли в клети в грозный час
И вздыхали: «Наши дети
Встретят солнце после нас».
Нынче так же, как вовеки,
Утешение одно:
Наши дети будут в Мекке,
Если нам не суждено.
Даже сроки предсказали:
Кто – лет двести, кто – пятьсот,
А пока лежи в печали
И мычи, как идиот.
Разукрашенные дули,
Мир умыт, причёсан, мил...
Лет чрез двести? Чёрта в стуле!
Разве я Мафусаил?
Я, как филин, на обломках
Переломанных богов.
В неродившихся потомках
Нет мне братьев и врагов.
Я хочу немножко света
Для себя, пока я жив,
От портного до поэта –
Всем понятен мой призыв...
А потомки... Пусть потомки,
Исполняя жребий свой
И кляня свои потёмки,
Лупят в стенку головой!